Персонажи: Кавай, Госеки, эйби
Жанр: а черт его знает, ангст?
Комментарии: во-первых, навеяно фотосетом, во вторых имеет отношение ( в качестве предыстории, я полагаю?) вот к этому у Джей и вот к этому у Дины (и там и там ангст, осторожно). Или не имеет отношения. Я не знаю.
читать дальше
«Если слишком долго смотреть в бездну, бездна заглянет в тебя».
Поверхность зеркала всколыхнулась легкой рябью, как будто капля воды упала в полный сосуд. Но это была лишь маленькая капля – никто не заметил изменений.
– Свет мой, зеркальце...
– Ты что-то сказал?
– Свет мой...
Кавай с трудом оторвал взгляд от своего отражения и обернулся к Госеки. Тот развел руками, ожидая продолжения.
– Сказка. Про Белоснежку.
– Если помнишь, Белоснежка, мы опаздываем.
– Вообще-то, зеркало было у злой Королевы, – пробормотал Кавай, подхватывая сумку и направляясь к выходу.
Традиция забирать Кавая из дома сложилась, когда Тоцука окончательно и бесповоротно устал от его опозданий. Перед самыми важными мероприятиями за Каваем заезжал кто-нибудь: по результатам жеребьевки или просто проигравший в джан-кен. И теперь Госеки тащил Кавая на последнюю, генеральную, репетицию их собственного дебютного мюзикла. А Кавай разговаривал с зеркалами.
Впрочем, к этому все уже понемногу привыкли. Хашши даже пытался подыгрывать. Он вставал у Кавая за спиной и корчил рожи, изображал Шиву или танец робота. Обычно Кавай замечал его минуты через полторы-две. Замечал в зеркале, в которое смотрел не отрываясь.
– Можешь объяснить? – немного нервно спросил Госеки, увидев, как Кавай, устроившись на переднем сиденье, глядит в габаритное зеркало. Он подтянул колени к подбородку и прислонился щекой к холодному стеклу.
– Белоснежка была красивее, чем Королева, поэтому Королева ее убила. И стала самой прекрасной на свете, – ответил Кавай.
– Да я не про сказку! И Королева не убила Белоснежку, там же еще принц был.
– Это в общепринятой версии. На самом деле убила. Зеркало так сказало.
Госеки поежился. Разговаривать с Каваем о зеркалах было тяжело. Он только танцевал теперь хорошо: потому что не сводил глаз со своего отражения, двигался как заведенный, но в этом была красота и изящество. Свое странное очарование – и только потому с настроениями и новыми привычками Кавая группа мирилась.
– Я бы поменялся, – прошептал Кавай, когда машина затормозила на перекрестке. Госеки, прикусив губу, смотрел на светофор: красный, красный, красный...
– С кем?
– С отражением.
– Про зазеркалье книжка тоже есть.
– А почему ты так уверен, что там написана правда?
Госеки бросил на Кавая короткий взгляд. Тот отвернулся от стекла и смотрел теперь на него. Выжидающе, с интересом, как будто верил в серьезность своих слов.
– Почему ты думаешь, что по ту сторону плохо? – повторил Кавай. Госеки с облегчением втопил газ, когда светофор стал зеленым.
– Я вообще не думаю, что там что-то есть, Фумито. Это просто зеркало. А ты...
Госеки оборвал себя. Перевел дыхание. Сосчитал до двенадцати.
– А ты переутомился.
Кавай не ответил. Он уже снова смотрел в габаритное зеркало, в котором не было ничего, кроме машин и присыпанных легким снегом деревьев у обочины. Еще один – один из многих – разговоров канул в тишину, оборвавшись на непонимании и раздражении. Госеки прикидывал как сегодня, наконец, обязательно скажет остальным, что пора принимать решительные меры и отправлять Фумито либо к психиатру, либо в отпуск. Но когда они добрались до репетиции, все как-то само собой забылось с той легкостью, с которой всегда откладывается принятие тяжелых решений. И дни опять текли, куда глаза глядят.
А потом однажды Госеки увидел, как поверхность зеркала всколыхнулась легкой рябью.