[mini] Шаттл на Марс

[aoi-kaze]

Название: Шаттл на Марс
Персонажи: Зайзен, Кенья
Жанр: флафф, фантастика
Комментарии: первый раз после месяцев неписания, ООС в предупреждениях, идеалистическое мышление, попытка стилизации под Макото Синкая и все такое прочее.
Вдохновлено Луной, которая была великолепна два дня назад и все еще великолепна сегодня.

Луна висела высоко над горизонтом, как погнутая крышечка от пивной бутылки. Под ней – совсем рядом, кажется еще чуть-чуть и столкновение – пролегла белая полоса, Зайзен как завороженный следил за полетом шаттла. Марсианский семичасовой, и после него терминал опустеет до полудня, с тех пор как построили большой терминал на севере, со старого летают только регулярные марсианские рейсы: четыре раза в день, как часы. А между ними широкие прозрачные коридоры и удобные комнаты ожидания пустуют, их покой нарушает только жужжание киберуборщиков и посапывание редких неудачников, пропустивших свой рейс.

Когда-то Зайзен любил космопорт. В те годы он еще верил, что тоже сможет однажды взойти на бор серебряной птицы и повидать другие планеты. Это было давно, почти совсем забылось, но привычка наблюдать отправление семичасового – осталась.

Белая полоса в небе растаяла, и если оглянуться, повернуться спиной к старому и лицом к новому терминалу, можно увидеть, что все небо исчерчено выхлопами шаттлов, уносящих жизнь с Земли – или возвращающих. В последнее Зайзен не верил. Точнее, знал, что приземляющихся рейсов ничуть не меньше, чем отбывающих, но это было чистое знание, не подкрепленное верой.

В конце концов, сам он ни разу не видел тех, кто бы вернулся.

Не обращая больше внимания на небо и слишком большую, чтобы быть настоящей, луну, Зайзен сел на велосипед, крутанул педали. Сразу в лицо ударил теплый и влажный воздух, ветер привычно растрепал волосы. Мир Зайзена – здесь, на Земле, между двумя терминалами – существовал неторопливо и размеренно без всяких космических путешествий.

Иногда Зайзен задавался вопросом: почему он. Ведь все находились в равных условиях, жизнь действительно предоставила им одинаковые шансы – и Кенья использовал свой, а Зайзен… Выбрал зелень привычного пейзажа вместо заманчивых марсианских пустынь с обложки рекламного буклета.

– С регулярными рейсами мы даже не будем действительно далеко друг от друга, – говорил тогда Кенья. – Я буду прилетать на выходные, а ты всегда можешь завалиться ко мне без предупреждения. Как обычно.

«Как обычно» было еще школьной традицией, когда можно было вместе делать уроки и готовиться к экзаменам, вместе запускать фейерверки во время летних каникул и гонять на велосипедах между рисовых полей, валяться на траве и ждать взлета лунного экспресса и первых марсианских шаттлов. «Как обычно» означало, что Кенья всегда будет рад видеть Зайзена, даже посреди ночи и, может быть, с разбитым носом, в конце концов, чего только не случалось в школе. «Как обычно» означало, что Кенья никогда не придет к Зайзену сам.

Наверное, это было самое обидное. Даже не то, что Кенья решился, а Зайзен остался. И, наверное, это стало последней каплей. «Как обычно» вдруг заставило Зайзена задуматься, понять и увидеть, что на Земле Кенью действительно ничто не держит. А значит, в космосе им обоим делать нечего.

Так Зайзен не улетел с Земли. Все, что имело значение для него, осталось здесь – на этих зеленых полях, продуваемых всеми ветрами и хранящих воспоминания лучше, чем сама память. И жизнь тянулась своей размеренностью в никуда, змеилась через будни серой лентой, а самым волнующим событием в ней были марсианские семичасовые. Зайзен, кажется, уже совсем забыл, зачем смотрит в небо и чего ждет. Только знал, что каждое утро будет останавливаться в одиночестве на вершине холма, где дорога к городу делает последний изгиб и потом с облегчением несется вниз к бурлящему потоку чужого, не принадлежащего – ни Зайзену, ни кому-либо еще, хотя, конечно, у всех на этот счет свое мнение.

Размеренность и расчерченное белыми полосами небо. Так можно было бы прожить еще сто лет и не заметить их течения. Если бы однажды утром, взбираясь на холм, Зайзен не понял бы, что одиночество его нарушено.

– Отсюда Луна похожа на пивную крышку, – сказал Кенья, не оборачиваясь. Зайзен подошел к нему, скорее потому что такой была привычка, а не потому что действительно хотел это сделать.

– С Марса Луну не видно, – добавил Кенья.

Небо перечеркнула светящаяся полоса, она пролегла под половинчатым диском – кажется, еще чуть-чуть – и столкновение.

– Марсианский семичасовой, – в голосе Кеньи вдруг послышались интонации, от которых по спине пробежал холодок, а воспоминания ярким калейдоскопом загорелись в лучах утреннего солнца.

– Это ужасно не честно, что ты так и не прилетел, – продолжил Кенья. Кажется, его совершенно не смущало, что Зайзен не сказал ни слова, что они не обменялись взглядами или рукопожатиями, что они встретились здесь, спустя столько лет, как будто расстались вчера.

– Я думал, что если улететь, ты поймешь, как все серьезно, не знаю, – Кенья пожал плечами, – сделаешь какой-то шаг, вроде как решение примешь. А ты остался на Земле, как будто тебя это устраивает. Или это и было твое решение? – Кенья развернулся, наконец, и Зайзен смог увидеть его глаза.

Интересно, как годы могут изменить человека. Особенно, годы, проведенные на чужой и – все еще – не гостеприимной планете. Зайзен вспомнил сводки о несчастных случаях на Марсианских колониях, исчезающих с радаров рейсовых шаттлах и даже эпидемии лихорадки, прошедшей по внеземным станциям в прошлом году. Эти мысли были всегда где-то рядом, он просто старался не придавать им значения – для собственного успокоения. А теперь Кенья смотрел на него, и все страхи, не пережитые и забытые, воспряли с новой силой.

Кенья, кажется, стал выше. По крайней мере, он похудел, черты лица заострились – не до болезненной худобы, но он приобрел вид человека, осознающего опасность каждого вдоха. В осанке его появилась какая-то новая грация, которой не привили даже школьные занятия спортом, и Зайзену стало стыдно за свою серую форму и усталость во всем теле, преследующую с самого утра.

Только взгляд остался прежним, эти озонные искорки, всегда служившие Зайзену источником вдохновения и заставлявшие тянуться к Кенье, как к солнцу. И хотя улыбка не тронула его губ, глаза Кеньи выражали намного больше, чем было сказано.

И секундой позже Зайзен это осознал. Слова словно отразились от облаков, проплывающих высоко над головой, и вернулись, многократно усиленные.

– Это было твое решение, – ответил Зайзен, неожиданно для самого себя.

Кенья смотрел на него, молчал, и время остановилось.

– Да, это я понял недавно, поэтому вернулся, – сказал Кенья.

И время пошло.

Потом было еще много разговоров, точнее, Кенья говорил, а Зайзен слушал, иногда кивал головой, иногда спрашивал что-то незначительное. Жизнь на Марсе в своей рутинной обыкновенности была ему не интересна, но голос Кеньи звучал успокаивающе – как музыка, словно кто-то включил старый диск-сборник, заслушанный еще в школьные времена. Они сидели на вершине холма, в стороне от пыльной дороги, смотрели на здания нового терминала и улетающие один за другим шаттлы сообщением Земля-внешние колонии. Теплый ветер шелестел травой, уносил слова куда-то вдаль, а взамен приносил рев двигателей и звуки жизни космопорта.

– И что ты теперь? – спросил Зайзен, когда Кенья замолчал на несколько минут, засунул в рот травинку и улегся на склон, закинув руки за голову и закрыв глаза.

– Не знаю, не придумал. Марсианский контракт закончился, было несколько новых предложений, и все – на орбитальных станциях. А ты?

Зайзен не ответил. Сегодня он пропустил работу и, не успев осознать как, выбрал что-то новое. Что – было не ясно, от этого сердце начинало учащенно биться и потели ладони. Зайзену нравилось это чувство.

Молчание его Кенья истолковал правильно.

– Думаю, тебе придется по душе станция Ио, вот уж где каждый день что-нибудь да происходит.

И Зайзен понял – ясно и отчетливо – что Кенья прав. Слишком долго в его жизни не происходило ничего, а теперь настало время это изменить.